Jamais, n'abandonner jamais
Trouver un souffle à reflet
Qui nous renvoi au secret…

Если бы Чацкий хотя бы догадывался о какой-нибудь малой толике того, что творилось сейчас в душе Андромеды, то точно бы умер от зависти. Ах, мильон терзаний! Да что там, эта цифра уж слишком мала, чтобы описать смятение героини. Конечно, можно подумать, что всё это наиграно, что слишком много шума из ничего, но она же действительно так думала. Да, накрутила саму себя, но правда верила во всё то, что нафантазировала. Феноменальная способность! Её бы талант, да любому из актёров… Шутка ли, в её силах убедить себя в собственной же невменяемости, безумии, если хотите. Она могла сойти с ума, если бы только задалась этой целью, либо же был бы приличный повод. И вот, он чуть было не нашёлся…
Наверное, слишком сильно ждала. Чересчур была окрылена каким-то неуловимым ароматом, преддверием Чувства, витавшем в воздухе. Казалось, что вот, вот, ещё чуть-чуть и – переступишь за порог. А там… там – всё. Отношения, длиною в жизнь, красота Её Величества Любви, волшебные поцелуи, самые искренние на свете признания и, наконец,  - как банально! - кофе в постель… О как наивно было так думать! Как же больно строить воздушные замки, чтобы видеть потом, что они – в один миг! – остаются в руинах у самых ног. Как ведь обидно продумывать своё маленькое, светлое и лучистое Счастье до мелочей, мечтать о нём каждую-каждую ночь, добавляя туда всё новые искрящиеся грани, несмело пробуя на вкус по незнанию неоткрытые ранее ощущения, жить ими, пока ещё призрачными, но быть целиком и полностью уверенной в том, что ещё два дня, пару недель, несколько месяцев до того, чтобы наслаждаться ими потом в полной мере всю оставшуюся жизнь. Как же обидно напридумывать себе прекрасных цветных снов для того, чтобы потом резко, как из тёплой постели – в душ ледяной, проснуться и осознать отсутствие ярких оттенков в реальной жизни. Казалось, она давным-давно знала, как он будет целовать, как она будет ощущать его руку на своей талии, что дыхание его имеет особый запах мяты, а слова будут – нет, конечно, ещё не догадывалась, какими именно – но уж точно самыми честными, которые только когда-либо говорил девушке парень.
Валентинка – пустяк, не стоит всего этого, сущая ерунда! Да о чём вы..? Не в этом даже всё дело. Даже если бы произошло что-то больше похожее на апокалипсис, всё равно реакция была аналогичной. Скажу вам больше, Мёда уже минут двадцать, как и не помышляла ни о каком празднике, ни о глупой открытке. Развенчание её теории – вот что было истинной причиной этой сумасшедшей истерики. Так где-то просчитаться, упасть с такой огромной высоты, когда ты всю жизнь была настолько уверена в себе, в своей правоте, безупречности, безошибочности, в нём, в конце концов… Это страшно и это больно. Сейчас она походила на продавца желаний, оставшегося сапожником без сапог. О, сколько она сделала ради этого праздника сегодня. Пожалуй, ей удалось устроить личную жизнь абсолютно всех друзей! Вот, Мели идёт на прогулку с Тедом, а Регги, наконец, преодолел стеснение и подошёл к миловидной хаффлпавке, которая ему нравилась уже целую неделю… А она сама? У разбитого корыта. На гребне волны успеха, одухотворённая, с сияющими, словно два дорогущих камня глазами, Андро наткнулась на глухую бетонную стену, встретившись взглядом со своей симпатией. Помню-помню, она аж остановилась, как вкопанная. Стояла и смотрела в его лишённые привычной теплоты омуты, ждала, ждала, было всё равно, что их зрительный контакт был в разы больше, чем обычно, главное было, чтобы что-то всё-таки изменилось на дне его души. Минута… Значит, нет. Вихрь, ураган, сорвалась с места и стремительно убежала.
А толку-то? Не помогло. Мазохистка – своим же ядом, самым гадким пойлом для своего сердца травится, отплёвывается, морщится, но всё пьёт и пьёт, раз за разом. До дна – воспоминания, мысли о нём, ведь так же хочется… никогда не отпускать, находить снова и снова воздух для судорожных глотков, только лишь взглянув в его глаза, вдохновляться лишь туманным его силуэтом где-то на горизонте, питаться энергией от желания его. И самое главное – никогда,  - слышишь? – никогда не освобождаться от фантазий. Иначе станет пусто, а это страшно, страшно, страшно…
Она верила в судьбу, верила в то, что человек способен управлять ею, только вот если будет страстно хотеть. И желание – раз в жизнь! – но исполнится, сокровенное, тайное, нежное… Ах да, ключевые слова – глаголы в прошедшем времени. Разбились иллюзии, разлетелись на тысячи мелких, так больно рубцевавших  сердце, осколков! Они, может, и не оставят видимых глазу следов – нет, нет, они проделают куда более разрушительную, адскую работу: засядут внутри, да так, чтобы не вытащить ничем. Она ведь совершенно наивно не могла понять – а что изменилось? Обычно – тепло, мило, нежно, трепетно, так приятно! Что же теперь не так? Всё та же неловкая душа, всё та же девушка, которая нравилась и которая так любила чувствовать твой взгляд на себе! Она клянётся тебе в том, что всё по-прежнему, что ничто больше не может её спасти, кроме осознания того, что и ты the same as just two days ago… Как же тебе не понять, что сильнее её - любить то, что убивает каждую секунду, пронзает кинжалом острым в спину, от позвоночника до рёбер? Сильнее её  - любить то, что больше похоже на неодушевлённой предмет, чем на парня по своим эмоциям… Сильнее, сильнее… неужто ты подумал, что она со всем справится? Конечно, она же никогда не показывала тебе своих слёз. Значит, надо было. Ведь теперь внутри её умрёт красота, одна только боль души сможет увидеть своё отражение в зеркале. И не сможет она вечно сдерживать крики, когда-нибудь она вырвет своим горем и не сможет больше жить, неестественным путём избавившись от огромной части трепетной души. Ты догадываешься о её слабом месте, прекрасно знаешь, что может её сломать и… делаешь это. Подкрадываешься незаметно, как вор, и бьёшь – в самый неподходящий момент, разрываешь её безоблачное, лазурное небо. Когда не готова, когда распахнута всем своим существом тебе навстречу… Жестоко.
Боже-Боже, только бы дать устать этому дню! Только бы завтра, которое, кажется, не наступит никогда, ведь счастье осталось в прошлой минуте… Если бы она имела возможность поворачивать время вспять, то обязательно бы это сделала. Причём постоянно прокручивала тот твой взгляд… Ведь она тогда не понимала ,что это – всё, конец. Мгновения таявшего, как мираж в пустыне, счастья – самые сладкие в этом мире. И она бы умерла столько раз, сколько вспомнила твои глаза, а потом бы – снова, как феникс, из пепла. Ну и пусть после этой секунды время бы, словно бешеное, побежало во сто крат быстрее, пожирая голодным чудовищем годы её нежной юности, ну и пусть… Всё равно же.
Андромеда рыдала в подушку, словно маленькая девочка, которой не купили новую куклу – как правило, самые сильные и неистовые истерики бывают именно у детей и только от таких пустяков. Мысль о том, каково сейчас Жозе после её сумасбродных поступков, не посещала её голову. Мне кажется, что она вообще не понимала, где находится. Состояние сейчас было сродни алкогольному опьянению, она бы сейчас могла выдержать любую физическую боль – её слёзы, боль душевная были куда сильнее всего остального. Её трясло в жутчайшем ознобе, о том, чтобы сказать что-то, не могло быть и речи, зуб уж давно не попадал на зуб, а сквозь истерику нельзя было вообще что-либо расслышать.
Звуки родного голоса Эйвери вывели её из транса. Она резко захлопнула рот так, что по-волчьи клацнули зубы, и села на кровати. Лишёнными осмысленности ,выплаканными глазами, какие бывают только у абсолютно слепых людей, она воззрилась на друга.
Жозеф.. Господи, что я здесь делаю? Где… Эд?
Мелкая дрожь не собиралась покидать тело Андромеды, которое из-за всех переживаний, казалось, в миг похудело на несколько размеров. После секундного замешательства девушка в исступлении обняла слизеринца, сжав его плечо так, что костяшки пальцев побелели, и разразилась ещё более сильными рыданиями, сквозь которые можно было различить при наличии большой фантазии примерно следующее:
- Он…….. меня……. не любит……. бросил…….